Виноград
                      Единственный в моей жизни сексуальный шок я пережил на овощном комбинате имени Тельмана. Я был тогда студентом первого курса ЛГУ. И нас, значит, командировали в распоряжение дирекции этой самой плодоовощной базы. Или, может, овощехранилища, не помню. 
                      Было нас в группе человек пятнадцать. Всех распределили по бригадам. Человека по три в каждую. 
                      До этого мы получили инструкции. Представитель месткома сказал: 
                      - Есть можете сколько угодно. 
                      Мой однокурсник Лебедев поинтересовался: 
                      - А выносить? 
                      Нам пояснили: 
                      - Выносить можно лишь то, что уже съедено... 
                      Мы разошлись по бригадам. Я тут же получил задание. Бригадир сказал мне: 
                      - Пойди в четвертый холодильник. Запомни фамилию - Мищук. Забери оттуда копии вчерашних накладных. 
                      Я спросил: 
                      - А где это - четвертый холодильник? 
                      - За эстакадой. 
                      - А где эстакада? 
                      - Между пищеблоком и узкоколейкой. 
                      Я хотел спросить: «А где узкоколейка?» - но передумал. Торопиться мне было некуда. Найду. 
                      Выяснилось, что комбинат занимает огромную территорию. К югу он тянулся до станции Пискаревка. Северная его граница проходила вдоль безымянной реки. 
                      Короче, я довольно быстро заблудился. Среди одинаковых кирпичных пакгаузов бродили люди. Я спрашивал у некоторых - где четвертый холодильник? Ответы звучали невнятно и рассеянно. Позднее я узнал, что на этой базе царит тотальное государственное хищение в особо крупных размерах. Крали все. Все без исключения. И потому у всех были такие отрешенные, задумчивые лица. 
                      Фрукты уносили в карманах и за пазухой. В подвязанных снизу шароварах. В футлярах от музыкальных инструментов. Набивали ими вместительные учрежденческие портфели. 
                      Более решительно действовали шоферы грузовиков. Порожняя машина заезжала на базу. Ее загоняли на специальную платформу и взвешивали. На обратном пути груженую машину взвешивали снова. Разницу заносили в накладные. 
                      Что делали шоферы? Заезжали на комбинат. Взвешивались. Отгоняли машину в сторону. Доставали изпод сиденья металлический брусок килограммов на шестьдесят. Прятали его в овраге. И увозили с овощехранилища шестьдесят килограммов лишнего груза. 
                      Но и это все были мелочи. Основное хищение происходило на бумаге. В тишине административно-хозяйственных помещений. В толще приходо-расходных книг. 
                      Все это я узнал позднее. А пока что бродил среди каких-то некрашеных вагончиков. 
                      День был облачный и влажный. Над горизонтом розовела широкая дымчатая полоса. На траве около пожарного стенда лежали, как ветошь, четыре беспризорные собаки. 
                      Вдруг я услышал женский голос: 
                      - Эй, раздолбай с Покровки! Помоги-ка! 
                      «Раздолбай» явно относилось ко мне. Я хотел было пройти, не оглядываясь. Вечно я реагирую на самые фантастические оклики. Причем с какой-то особенной готовностью. 
                      Тем не менее я огляделся. Увидел приоткрытую дверь сарая. Оттуда выглядывала накрашенная девица. 
                      - Ты, ты, - я услышал. 
                      И затем: 
                      - Помоги достать ящики с верхнего ряда. 
                      Я зашел в сарай. Там было душно и полутемно. В тесном проходе между нагромождениями ящиков с капустой работали женщины. Их было человек двенадцать. И все они были голые. Вернее, полуголые, что еще страшнее. 
                      Их голубые вигоневые штаны были наполнены огромными подвижными ягодицами. Розовые лифчики с четкими швами являли напоказ овощное великолепие форм. Тем более что некоторые из женщин предпочли обвязать лифчиками свои шальные головы. Так что их плодово-ягодные украшения сверкали в душном мраке, как ночные звезды. 
                      Я почувствовал одновременно легкость и удушье. Парение и тяжесть. Как будто плаваю в жидком свинце. 
                      Я громко спросил: «В чем дело, товарищи?» И после этого лишился чувств. 
 
                      Очнулся я на мягком ложе из гнилой капусты. Женщины поливали меня водой из консервной банки с надписью «Тресковое филе». Мне захотелось провалиться сквозь землю.То есть буквально сию же минуту, не вставая. 
                      Женщины склонились надо мной. С полу их нагота выглядела еще более устрашающе. Розовые лямки были натянуты до звона в ушах. Голубые штаны топорщились внизу, как наволочки, полные сена. Одна из них с досадой выговорила: 
                      - Что это за фенькин номер? Масть пошла, а деньги кончились? 
                      - Недолго музыка играла, - подхватила вторая, - недолго фрайер танцевал. 
                      А третья нагнулась, выпрямилась и сообщила подругам: 
                      - Девки, гляньте, бруки-то на молнии, как ридикюль... 
                      Тут я понял, что надо бежать. Это были явные уголовницы. Может, осужденные на пятнадцать суток за хулиганство. Или по указу от 14 декабря за спекуляцию. Не знаю. 
                      Я медленно встал на четвереньки. Поднялся, хватаясь за дверной косяк. Сказал: «Мне что-то нехорошо», - и вышел. 
                      Женщины высыпали из сарая. Одна кричала: 
                      - Студент, не гони порожняк, возвращайся! 
                     |